• Приглашаем посетить наш сайт
    Шмелев (shmelev.lit-info.ru)
  • Творчество Хемницера

    1

    Отец Ивана Ивановича Хемницера, саксонский уроженец Иоганн Хемницер, приехал в Петербург в начале XVIII в. В России он служил военным штаб-лекарем, а затем был инспектором Сухопутного госпиталя. Иван Иванович Хемницер родился 5 января 1745 г. в Астраханской губернии. В 1755 г. семья переехала в Петербург. Здесь отец поместил сына к учителю латинского языка при врачебном училище, готовя его к медицинской карьере, но 13 лет Хемницер самовольно поступил в солдаты пехотного Нотебургского полка. Рано познакомившись с суровыми сторонами жизни, Хемницер и в дальнейшем не добился значительного положения и постоянно боролся с бедностью. Служебная карьера была трудна для разночинца, не имевшего влиятельных связей, человека большой честности, говорившего о себе, что он «подлости всегда и знатных избегал».

    Прослужив 12 лет, Хемницер оставил полк и перешел в горное ведомство, которым заведывал тогда М. Ф. Соймонов, родственник его друга, Н. А. Львова. С Львовым Хемницер познакомился вскоре после 1770 г. В 1770 г. Хемницер напечатал свое первое произведение, чрезвычайно слабую оду «На победу при Журже». В 1774 г. появился его перевод героиды Дора «Письма Барнвеля к Труману из темницы» с посвящением Львову. Устройству Хемницера на службу в горное ведомство, очевидно, помог Львов.

    В конце 1776 г. Соймонов для поправления здоровья поехал за границу; его сопровождали Хемницер и Львов. В течение года они побывали в Голландии, Германии, Франции. Хемницер во время путешествия вел дорожный дневник. В Париже Львов и Хемницер посещали театры и концерты, не пропуская почти ни одного дня. В дневнике Хемницера беспрестанно сменяются заглавия произведений Расина, Корнеля, Вольтера и фамилии знаменитых актеров. Помимо театра, друзья интересовались архитектурой, живописью, посещали музеи и картинные галлереи. Особенно глубокое впечатление на Хемницера произвели картины Рубенса в Люксембургской галлерее. Друзья посетили «славного живописца исторического Греза», как его называет Хемницер. Одна из картин Греза послужила источником для басни Хемницера «Два семейства».

    Записи в дневнике говорят о разносторонности интересов Львова и Хемницера; их внимание привлекали не только произведения искусства, но и научные и технические достижения Европы.

    В 1779 г. вышел анонимно сборник басен Хемницера под заглавием «Басни и сказки NN», без означения года издания. В 1782 г. было второе издание, и басни, вошедшие в сборник 1779 г., составили в нем первую часть.

    Сборник басен 1779 г. Хемницер посвятил Марье Алексеевне Дьяковой, впоследствии жене Львова. Она ответила ему стихами:

    По языку и мыслям я узнала,
    Кто басни новые и сказки сочинял.
    Их истина располагала,
    Природа рассказала,
    Хемницер написал.

    Эта характеристика являлась общим мнением державинского кружка.

    Помимо литературной деятельности, Хемницер занимался также и научной; он состоял в ученом обществе при Горном училище, перевел сочинение академика Лемана «Кобальтословие» и др.

    Преобразование Горного училища заставило Хемницера в 1781 г. уйти в отставку. Львов устроил ему место генерального консула в Смирне. В начале июня 1782 г. Хемницер выехал из Петербурга, надеясь на то, что новая должность создаст ему хоть небольшую материальную обеспеченность.

    В Константинополе Хемницер явился к русскому посланнику Булгакову с рекомендательным письмом от Державина, в котором тот писал: «Хотя своими добродетелями и любезным поведением он несомненно приобретет благоволение и приязнь вашу, но на первый однако случай, предваряя о его свойствах, скажу вам: Се истинный Израиль, в нем же льсти нет».

    В Смирне Хемницер энергично защищает интересы русских, требует справедливого суда для них, собирает точные бюллетени цен как экспортируемых, так и импортируемых товаров, чтобы предотвратить потери русских купцов в торговле от их незнакомства с рыночными ценами. В качестве консула Хемницер добивается изменения политики турок; в результате его настойчивых действий, в Смирне «только и твердят, что Москов, т. е. Русских, трогать не надо», писал сам Хемницер Н. А. Львову 18 февраля 1783 г.

    Материальной обеспеченности новая должность Хемницеру не принесла, так как он с присущей ему честностью не пользовался незаконными доходами, — в противоположность другим консулам.

    После долгой и тяжелой болезни Хемницер умер в Смирне в марте 1784 г.

    В первом посмертном издании его басен (1799 г.) изображен надгробный памятник, и под рисунком читается эпитафия, написанная Хемницером самому себе:


    И умер гол, как гол родился.

    Этому же изданию был предпослан биографический очерк «Жизнь сочинителя», написанный кем-то из друзей Хемницера, скорее всего Капнистом. Автор очерка создает чрезвычайно одностороннее представление о личном облике Хемницера: «нрав и образ мыслей» Хемницера объявляется во всем соответствующим «скромным происшествиям жизни его»; Хемницер в биографическом очерке представлен как безобидный, добродушный человек. Рассеянность оказывается главной чертой его характера. О ней приводится ряд анекдотов, например, о том, как в Париже во время представления Танкреда Хемницер встал и поклонился актеру Лекену, «пораженный его величественной осанкой». Такая односторонняя характеристика объясняется тем, что автор очерка создает не столько реальный, сколько литературный образ добродушного баснописца Хемницера. Замысел создания литературного образа раскрывается сопоставлением характера Хемницера с характером Лафонтена. Своим «нравом и образом мыслей» Хемницер «совершенно сходствовал... с Лафонтеном, любимым в баснях руководителем его и примером: то же добродушие, та же слепая уверенность в друзьях, нерасторопность и всегдашняя рассеянность мыслей». Биографы Лафонтена представляли его скромным, наивным и углубленным в свои мысли человеком и рассказывали анекдоты о его рассеянности. Образ Лафонтена строился, по существу, на основе басен, на основе создаваемого Лафонтеном образа «простодушного» автора. Биографы Лафонтена искажали реальный его облик, они умалчивали о его политической активности, они не говорили о резком политическом смысле многих его басен. Такой же метод умолчания и выдвижения второстепенных черт характера, применили и друзья Хемницера в биографическом очерке о нем. Биографический очерк не только создавал образ «русского Лафонтена», но и служил маскировкой его подлинного политического лица. Подтверждением этому являются многочисленные переделки, которые произвел Капнист в баснях Хемницера, не изданных при жизни автора, подготовляя издание 1799 г. Помимо стилистических изменений Капнист производил изменения, смягчавшие или зашифровывавшие политический смысл басен.

    В басне «Осел в уборе» Капнист выпустил строки, в которых мог быть усмотрен намек на Екатерину и ее фаворитов; звери пришли к льву с жалобой на осла:

    Лев просьбу каждого подробно разобрав,
    Не так как львы с зверьми иные поступают,
    Что их и на глаза к себе не допускают,
    А суд и дело их любимцы отправляют...

    В басне «Дом» Хемницер, осуждая завоевательную политику Екатерины II, предостерегает правителей:

    А сколько государств, которые упали,
    Когда безмерное пространство получали?

    В редакции Капниста это место читается так:

    И царство Римлян пало,
    Когда полсветом завладало.

    Наиболее острые басни Хемницера, как, например, «Путешествие льва», «Два льва соседи», «Народ и идолы», «Два волка», вообще не были напечатаны Капнистом, хотя, очевидно, были известны ему. Так же были выпущены из посмертного издания напечатанные при жизни басни «Писатель», «Земля хромоногих и картавых», «Боярин Афинский», «Пустомеля», «Два купца» — т. е. басни, в которых, очевидно, были злободневные намеки на определенных лиц. Друзья Хемницера, видимо, хотели представить его басни «благонамеренными».

    2

    Хемницер как поэт и баснописец сформировался в пятилетие от 1774 до 1779 г. Это был период идейного разброда и переоценки ценностей для всего передового лагеря литературы.

    Хемницер начинает свою творческую деятельность как сатирик. Сохранились впервые опубликованные Я. К. Гротом в 1873 г. две законченные сатиры Хемницера и несколько набросков сатир.

    Сатиры Хемницера по внешнему строению близки к сатирам Сумарокова, но по содержанию и отношению к объекту они ближе к тематике сатирических журналов Новикова, чем к Сумарокову. Так, в сатире Хемницера «На худых судей» значительно более резко, чем в сумароковской сатире «О худых судьях», ставится вопрос о разложении и произволе властей.

    Тема двух законченных сатир Хемницера «На худых судей» и «На худое состояние службы» была одной из основных сатирических тем Новикова. По вопросу о существовании правосудия в России разгорелся спор «Трутня» со «Всякой всячиной», т. е. самой Екатериной.

    Сатиры Хемницера резко и смело ставят «опасную» тему: взяточничество представлено в них как неотъемлемое и неизлечимое зло русской правительственной практики:


    И до последнего с судьею все воруют,
    И даже сторожа, и те с судьей плутуют.
    Зайди в такой приказ: во фрунте все стоят
    И с челобитчиков лишь взятки драть глядят...

    В сатире «На худое состояние службы», посвященной той же теме — взяточничеству, автор показывает всеобщую продажность чиновничества и невозможность для честного человека попасть на государственную службу, не давши взятку или не воспользовавшись покровительством знатных господ:

    Иль должно взятками, коль ищешь что, успеть,
    Или знакомыми больших бояр иметь.

    Сатиры Хемницера не были им напечатаны. В период после 1774 г., когда после двухмесячного существования был закрыт последний журнал Новикова «Кошелек», прямое сатирическое выступление в печати было делом невозможным и опасным. Но Хемницер не пошел по пути своего друга Львова и не замкнулся в пределах интимной лирики; слишком силен был в нем просветительский заквас. Поэтому, не отказываясь от направленности и проблематики своей сатиры, он меняет ее формы и переходит к басне, возрождая в России традиции политической басни. Уход его от сатиры к басне был, вероятно, вынужденным. Несмотря на тяжелые общественные разочарования, разделявшиеся и Хемницером, он остается просветителем по своим философско-этическим и политическим взглядам.

    По спискам книг из библиотеки Хемницера видно, что его интересовали представители материалистической мысли Франции. Так, среди его книг находилась «Система природы» Гольбаха, а среди его рукописей сохранились выписки из книги: «De la Philosophie de la nature» (1769) популярного в XVIII в. писателя Делиля де Саль, вышедшей во втором издании в 1772 г. с сочувственным предисловием Гельвеция.

    Делиль де Саль был изгнан из пределов Франции за свою книгу. В ней он подвергает резкой критике действия современной церкви и ее служителей, заявляя, что прежде всего уважает законы природы. В своей книге он высказывает материалистические взгляды, но материализм его непоследователен, он предстает в деистической оболочке.

    Выписки Хемницера из книги Делиля де Саль касаются главным образом религиозно-философских вопросов, и характер их указывает на то, что сам Хемницер придерживался деистических убеждений. В басне «Муха и паук», не изданной при жизни Хемницера и также не включенной Капнистом в посмертное издание 1799 г., роль бога ограничивается лишь ролью первопричины мира.

    В басне «Народ и идолы», также не напечатанной в XVIII веке, Хемницер строит совершенно вольтеровскую концепцию происхождения религии: боги выдуманы «жрецами» для их корыстных целей.

    Басни Хемницера разрабатывают наиболее значительные и острые политические проблемы времени. Басни о царях-львах характерны для просветительского отношения Хемницера к царю и царской власти: царь может быть достойным своего высокого сана только тогда, когда он добродетелен и заботится о благе народа. Хемницеру было понятно, как далека Екатерина II от образа философа на троне. Некоторые басни его прямо метят в Екатерину II и ее деятельность.

    В басне «Добрый царь» — сам «добрый царь» — это Екатерина, вскоре после своего вступления на престол издавшая указы против взяток и неправильного суда:


    С ним принял также попеченье
    Счастливым сделать свой народ...

    Он сменил старых судей новыми, но порядок не изменился, так как «душа» у новых судей была «старая». Тогда «добрый царь», так же как Екатерина, ограничившаяся лишь грозными указами вместо действительной борьбы с разложением государственного аппарата, махнул рукой, так как

    ... это зло поправить

    Но должен это был
    И воспитанию и времени оставить.

    Басня эта, как и большинство басен Хемницера политического содержания, лишена нравоучения или вывода. Отношение автора проявляется, в данном случае, в названии, ироническое звучание которого несомненно. «Доброта» царя — это, в сущности, попустительство порокам.

    В басне «Путешествие льва» царь-лев с еще большей иронией назван добрым:


    Не тем, чтоб он щадил скотов,
    И кожи с них не драл; нет, кто бы ни попался,
    Тож спуску не было. Но добрым он считался,
    Затем, что со зверей хоть сам он кожи драл,

    Басня «Лев-сват» рассказывает о льве, выдающем замуж за осла надоевшую ему любовницу. Тема эта свободно могла быть применена современниками к нравам русского двора и к судьбе отставленных фаворитов Екатерины.

    Царю-«тирану» опасно говорить истину («Дионисий и министр его»).

    Каков царь, таков и его двор и вельможи. При дворе идет ожесточенная борьба за власть, за влияние, за доходное место («Пес и львы»):

    ... у львов коварна жизнь идет,

    Друг другу с виду льстят, а внутренно терзают.

    Придворные «частехонько» живут клеветой — заключает автор басню «Два волка». В важнейших государственных органах заседают «ослы», так как лев не может набрать достаточного числа умных и честных вельмож («Лев, учредивший совет»).

    Мало того, что «львы» нисколько не заботятся о благе своего народа, о порядке внутри государства, они еще ведут долгие и изнурительные войны, бессмысленные и преступные, с точки зрения Хемницера.

    Типичное для просветителя отрицательное отношение к завоевательным войнам обострилось у Хемницера под влиянием опыта русско-турецкой войны 1769—1774 гг., стоившей России больших жертв.

    «Дом» Хемницер говорит, что прежде чем расширять дом (государство) пристройками, надо навести в нем порядок:

    А сколько государств, которые упали,
    Когда безмерное пространство получали?
    И я бы на совет такой
    Весьма охотно согласился,

    А нежели дворец, который развалился.

    Тема бессмысленной и бесконечной войны из-за раздоров между царями дана в басне «Имение и ссора».

    Сильную сторону творчества Хемницера составляет критическая его струя. Когда же Хемницер пытается показать свой положительный идеал, то выглядит этот идеал очень отвлеченно. Таким идеалом является свобода — «воля» в баснях «Западня и птичка», «Волк и неволя»; но пути, к ней Хемницер не видит, а в басне «Привязанная собака» он приходит к пессимистическому выводу:

    В неволе неутешно быть:

    Свободу получить?
    Да надобно за все подумав приниматься,
    Чтобы беды большой от малой не нажить.

    Хемницер — сторонник общественно-активной, целенаправленной литературы. «Хоть в свете истина собою не терпима», Хемницер хочет «истину» эту высказать во всеуслышание; но у него нет твердой убежденности в возможности переустройства жизни. Вернее, он этой возможности не видит. Он остается лишь на позиции отрицания существующих «неразумных» порядков: угнетения народа («Конь верховый», «Волчье рассужденье»), взяточничества («Два соседа», «Два богача»), лихоимства и казнокрадства («Паук и мухи»). Поэтому у Хемницера, при резкости постановки больных вопросов русской жизни, сравнительно редки выводы такого рода, как в «Лестнице», где он предлагает начинать наводить порядок в царстве с «высших ступеней».

    Хемницер.

    Насколько непрочной казалась ему позиция сатирика, видно из того, что свою первую книгу басен в 1779 г. он выпустил анонимно, несмотря на ее сравнительно безобидный характер, а наиболее смелые басни остались в рукописи, и он не делал попыток напечатать их.

    Зачинателем жанра русской басни был Сумароков. Его «притчи» пользовались значительным успехом у современников. Басня Сумарокова как один из низших жанров в системе классицизма отличалась простотой и грубостью языка, при одновременной установке на комический эффект, получаемый от смысловых и языковых алогизмов. Те самые приемы, приводящие к бессмыслице, которыми Сумароков пародирует В. Петрова или Ломоносова во «Вздорных одах», в басне, жанре по идее своей комическом и притом низком, применялись им как источник комизма:

    ... Мысли у него гораздо глубоки,
    Поглубже и реки.

    Другим отличительным свойством басни Сумарокова является прямое называние объекта сатиры и прямо высказываемое суждение, мнение автора. Сумароков не считает нужным прятать свое мнение: он высказывает все, что думает, так как предмет басенного обличения — «низкий», неразумный, подлежащий немедленному исправлению. Язык басен Сумарокова не только груб, но и нарочито вульгарен. Долго, например, не утихала полемика против употребления им в одной из басен слова «жеребо». В. И. Майков в своих баснях следует за Сумароковым, несколько, может быть, отходя от грубости языка басен своего учителя.

    Хемницер полностью отказывается от метода Сумарокова. Отличие басен Хемницера от сумароковских видели и современники. Кто-то, возможно один из последователей Сумарокова, говорил, что стих басен Хемницера вял. Хемницер ответил на обвинение следующим образом («Эпиграмма»):

    На всех не угодишь: кому что повкуснее,
    Кто тонко чувствует, кто чувствует грубее,

    Что вялым басней он моих находит склад,
    Хоть в умной публике их с похвалой читают
    И написать еще такие ж поощряют.
    *** любит все, чтобы дубиной в лоб,

    Хемницер пишет свои басни легким разговорным языком. Он стремится создавать их на основе некоего среднего стиля. Однако он далек еще от карамзинско-дмитриевской гладкости, и тенденция к созданию «среднего» стиля борется у него с противоположной тенденцией — широкого введения в басню просторечия и идиоматических оборотов языка. Капнист, подготовляя к печати посмертное издание Хемницера, сглаживал идиоматические и просторечные выражения, характерные для языка его басен.

    Каждая басня Хемницера может дать множество примеров употребления таких форм: чужого не замай; куды теперь, куды несчастный я поспел; сказавши глупость ту, она еще шпынять; провал бы эту ношу взял: затеяла считаться; с надсадою кричит и т. п.; но все эти просторечные формы далеки от сумароковской грубости. Избегает также Хемницер и славянизмов, встречающихся очень часто у Сумарокова; если они у него используются, то большей частью в авторской речи, посвященной выводам из рассказа басни.

    Отказывается Хемницер также от прямого называния объекта сатиры и от нравоучения, типичного для его предшественников.

    В баснях Сумарокова, Майкова почти всегда мораль или нравоучение басни изложено в авторском обращении к читателю. Сумароков в басне «Лисица и терновый куст» писал:


    Каков терновый куст, сатира такова.

    Майков в басне «Детина и конь»:

    Читатель, примечай, к чему моя здесь речь:
    Кто в юности свои пороки побеждает,

    Нравоучения в форме прямого обращения к читателю у Хемницера вообще нет; мораль басни должна вытекать просто из самого действия. Характерно, что даже в переводных баснях Хемницер стремится к устранению нравоучения. Так, переводя многие басни Геллерта, он опускает нравоучения (например, в басне «Конь верховый»).

    Различие между басенным стилем Сумарокова и Хемницера можно проследить при сравнении переведенной ими обоими басни Лафонтена «Волк и собака». У Сумарокова и Хемницера название одинаково: «Воля и неволя». Сумароков берет у Лафонтена только сюжетную основу и сухо, без подробностей ее излагает. Нет диалога, который у Лафонтена служит для характеристики героев басни. Изменение коснулось и отдельных сюжетных мотивов, в том числе центрального: у Лафонтена волк замечает у собаки на шее след от ошейника, а у Сумарокова:

    ... Пришел и видит он собаку на крепи:
    Во ожерельи пес, однако на цепи.

    — 18, у Хемницера 69 стихов. Сохраняя все детали лафонтеновского рассказа, Хемницер обогащает его подробностями бытового характера. Так, значительно вырос рассказ собаки о ее привольной жизни у хозяев:

    Ведь посмотреть, так в чем душа-то право в вас?
    Не евши целы дни, вы все как испитые,

    Поджарые, худые!

    Нет, то-то жизнь-то как у нас!

    После гостей
    Костей, костей,

    Остатков от стола, так столько их бывает,

    Что некуда девать!

    — это маски людей, психологическую характеристику которых, вслед за Лафонтеном, пытается дать Хемницер. К Лафонтену близок и способ построения аллегорической, иносказательной политической басни, построенной по методу «зацепки мимоходом», как определял своеобразие метода Хемницера Н. Полевой, отмечавший в его баснях «злое простодушие, зацепку мимоходом, которую он бросает так легко, нечаянно, добродушно». Полевой приводит пример из басни «Имение и ссора»:

    Не весть разбойники, не весть князьки какие...

    Этот метод объясняет частое отсутствие нравоучения у Хемницера. Так, в басне «Счастливое супружество» его нет, и, по мнению Полевого, оно и не нужно при наличии данного метода. Ядовитое сравнение «князьков» с разбойниками, ироническое осуждение «здешнего света» («Счастливое супружество») и бесчисленное множество подобных оборотов в других баснях Хемницера представляют одну из особенностей его басенного стиля, воспринятую и Крыловым.

    Такое отношение автора-рассказчика к рассказываемому, когда его мысли не высказываются прямо, но подсказываются всей логикой басни или тоном рассказа, было отличительной чертой и Лафонтена. Но в баснях Хемницера впервые появилась смысловая перспектива, которая сделала возможной подстановку под реальный план басни разных решений поставленной в ней проблемы.

    Басни Хемницера как переводные, так и оригинальные (причем последние составляют больше двух третей общего количества) строятся, как правило, по методу «сцен» или диалогов, реже авторского рассказа. Оригинальная басня «Привилегия» с советами Екатерине отобрать от откупщиков награбленное ими у народа построена на диалоге царя-льва и лисицы-придворного. Обращение лисицы ко льву, ее «гладкие придворные» слова характеризуют не только данную, подразумеваемую автором, социальную категорию, но и сообщают всему образу лисицы индивидуальные психологические черты:

    «Повыведать бы льва!» лисица говорила,
    И львиное его величество спросила,
    Не так чтоб прямо, нет, — как спрашивают львов,
    По-лисьи, на весы кладя значенье слов.
    Все хитростью, обиняками,

    «Не будет ли его величеству во вред,
    Что звери власть такую получили?»...

    Ответ льва вызывает сомнение у лисицы:

    Хотела было тут лисица в возраженье

    И изъясниться льву о следствии худом.
    Да вобразила то, что говорит со львом...

    Последняя строка приведенного отрывка — блестящий пример злой иронии, той «зацепки мимоходом», о которой писал Н. Полевой.

    Характеристика психологии героев басни достигается посредством индивидуализированной речевой характеристики. В «Привилегии» речь лисицы и речь льва построены в разной манере. Реплики льва напоминают своим стилем приказ или команду, а реплики лисицы, сказанные льву, совершенно не похожи на то, как она говорит сама себе — «повыведать бы льва». В басне «Лев-сват» лев так фамильярно обращается к своему придворному ослу:


    Любовницы моей супругом.

    Превращение басни в драматическую картинку, тенденция к диалогизации ее еще больше отделяет Хемницера от Сумарокова.

    Если политические басни Хемницера могут быть сближены с Лафонтеном, то Геллерт помог ему в создании жанра рассказа-«сказки». Заглавие, данное Хемницером своему сборнику — «Басни и сказки», отчасти соответствует заглавию сборника басен Геллерта «Fabeln und Erzälilungen». Словом «сказка» Хемницер хотел обозначить те свои басни, в которых изображены люди и которые приближаются к жанру нравоучительного стихотворного рассказа. Жанр сказки, «conte», был чрезвычайно распространен и во французской литературе XVIII в., и в этом сказыва лась, несомненно, тенденция к преодолению и реформированию устаревших форм аполога. Этот жанр во второй половине XVIII в. был одним из средств ликвидации жанрового деления; в сказке умещалась любая тема — от самой низкой до высокой, и не случайно поэтому, что в России возникновение романтической поэмы в какой-то мере связано со сказкой. Хемницер не обратился к французским авторам сказки, к Дора, Флориану, Грессе и другим, потому что эти многочисленные французские авторы создавали главным образом тип развлекательной, галантно-эротической сказки. По этому пути пошел Дмитриев. В сказке «Воздушные башни» он говорит:

    Не лучше ль вам я угожу,

    Я знаю, что они не важны, бесполезны;
    Но все ли одного полезного искать?
    Для сказки и того довольно,
    Что слушают ее без скуки, добровольно...

    У него есть одна только сказка, сюжет которой не зависит от Геллерта, — «Два семейства»; заимствовал он сюжет этой сказки из сборника «Contes moraux sur les tableaux de Greuze». В рассказе «Два семейства» автор рисует идеальную добродетельную семью. Она противопоставляется семье, которая не может наладить свою совместную жизнь, чему виною нерадивая жена. Жанр развлекательной, изящной, эротической conte совершенно выпадает из поля зрения Хемницера. Единственная его сказка, сюжет которой заимствован у французского писателя, и та посвящена серьезной моральной проблеме, проблеме семьи, волновавшей в то время виднейших писателей-просветителей: Дидро, Мерсье и др. Произведения Дидро Хемницер хорошо знал. Он записывает в свою записную книжку отрывок из драмы Дидро «Побочный сын»: «Мысль быть отцом часто приходила мне в голову. Но вот размышление, от которого я всегда содрогаюсь, — это боязнь, что я увижу своего сына либо знатным негодяем, либо честным, но несчастным человеком — вот только два жизненных пути, которые существуют в наш век!» (перевод с франц.).

    Ряд басен и сказок Хемницера посвящен теме злых и неверных жен. Критикуя злых жен, Хемницер выступает против распада дворянской семьи его времени.

    Жанр стихотворного рассказа-сказки с серьезным моральным содержанием был введен в русскую поэзию XVIII в. Херасковым и писателями его школы. Наличие русской традиции помогло Хемницеру совершенно свободно перерабатывать мотивы сказок, заимствованных им у Геллерта. В основу сказки «Крестьянин с ношею» Хемницер кладет тему сказки Геллерта «Der Reisende» («Путешественник»). У Геллерта путник застигнут ненастьем, несмотря на молитвы к Зевсу; ему встречается разбойник и стреляет в него из лука, но стрела из-за ветра и дождя падает на землю. Зевс говорит путнику, что если бы он внял его мольбе и послал ясную погоду, то разбойник убил бы его. У Хемницера сохранена только идея: человек недоволен своей судьбой, но, в конце концов, зло оказывается для него добром. Мысль о «богах», распоряжающихся судьбой человека, высказывается в авторском вступлении, а в самом повествовании о ней не упоминается. Сюжетно тема оформлена как рассказ о крестьянине, который нес тяжелый кошель, набитый сеном, хотел его бросить, а когда, поскользнувшись на льду, упал, — сено спасло его от удара. Вневременная обстановка сказки Геллерта заменена у Хемницера народной русской обстановкой, с сохранением бытовых подробностей. Одновременно с характером обстановки Хемницер руссифицирует язык своей сказки, вводя просторечные обороты. Сходным образом изменяются в его переделке другие сказки Геллерта.

    Стилистически Хемницер также совершенно самостоятелен. Хемницер стремится, переделывая Геллерта, к возможно большей драматизации действия. Он добивается иногда чрезвычайно большой выразительности рассказа, напоминающей Крылова.

    «Паук и мухи» заканчивается следующим образом:

    А это и с людьми бывает,
    Что маленьким, куда
    Ни обернись, беда:
    Вор, например, большой, хоть в краже попадется.

    А маленький наказан остается!

    Крылов так заключает басню «Вороненок»:

    Нередко у людей тож самое бывает.
    Коль мелкий плут

    Что сходит с рук ворам,
    За то воришек бьют.

    В 30-е годы XIX в. наступил расцвет популярности Хемницера, и это явилось следствием популярности Крылова. Хемницера стали воспринимать через Крылова, в свете крыловского творчества, когда яснее стало, что было в его творчестве прогрессивным. Крылов усвоил прогрессивные стороны творчества Хемницера и, разработав на их основе собственный басенный стиль, стал народным писателем. От Хемницера он взял метод «зацепки мимоходом», иносказание и многоплановость басни, развил и усилил тенденцию к народности языка. Крылов отбросил элементы просветительской морализации и нравоучения, создал образ автора, ощутимо присутствующий даже в тех баснях, где нет авторской речи.

    В истории русской басни Хемницер представляет промежуточную фазу ее развития, когда она отошла от грубоватой шутливой басни Сумарокова и не пришла еще к реалистической сатире Крылова. Заслуга Хемницера в том, что он вывел русскую басню на плодотворный путь изображения истины в жизни и человеке.